Между тем, специалисты NASAсообщают, что к Земле продолжает лететь астероид Судного дня. Его появление связывают с аномальной космической реакцией, случившейся еще в 1945 году. Диаметр астероида, а также траектория полета вызывает опасения у астрономов и исследователей космоса. Правительства ста двадцати стран, включая Российскую Федерацию, объединяют усилия для разработки проекта противодействия возможной угрозе. Ситуация остается тревожной, но находится под контролем мирового сообщества.

Новостная сводка

Дней до катастрофы: 2

Пузатый чайник на плите вскипел и отвлек меня от грустных мыслей. В последнее время я слишком часто думаю о плохом. Лишний повод беспокойства моего психотерапевта. Рано или поздно он от меня откажется. Все отказываются. Кроме Кибернетика.

- Вообще я рад, что ты ко мне, наконец-то, зашел. Сколько мы с тобой не виделись? Лет десять? Пятнадцать? – он осторожно разлил кипяток по кружечкам, пододвинул ко мне корзинку с баранками и хрустнул сухариком.

Кибернетик постарел. Вообще его звали Николай Афанасьевич Сорокин, но, если ты злодей планетарного масштаба, то без звучного псевдонима не обойтись. Лет сорок назад, в момент нашей первой битвы, он был совсем другим. Я тогда как раз отказался от красного плаща за спиной. Генсека убедил мой довод, что, подражая Героям Атлантики, Чудо-Товарищ себя умаляет.

- Пятнадцать, кажется. Я был еще в форме. Еще не боялся летать, - я отхлебнул немного чая, чтобы подсластить горький смысл сказанных мною слов, - когда-то я не боялся летать.

Кибернетик понимающе похлопал меня по плечу и сел напротив, хрустнув баранку. Я огляделся. Типовая кухня типовой хрущевки. С пожухлыми обоями, клеенкой на столе, горой грязной посуды в раковине и тусклым светом одной единственной лампочки, что свисала с потолка на гнутом и перемотанном изолентой проводе. Вот она – обитель преступного гения, чьи безумные изобретения пугали жителей союза на протяжении десятилетий. Но больше всего здесь меня раздражали большие настенные часы, которые своим ходом, напоминали мне, что время шло. И шло неумолимо.

- Точно, двадцать, ба! - он почесал седые усы, - я тогда осуществлял свой очередной гениальный план! А в первый раз мы встретились, когда тебе было тридцать три, а мне двадцать семь. Совсем молоденькие. Зеленые. Девятнадцатого января это было. Как сейчас помню. Крещенские морозы. Снежок с неба падает. Ты в дурацком красном плаще, с серпом и молотом на груди паришь над кремлевскими звездами, весь из себя такой важный, пока я сижу в огромной машине-убийце и стреляю по милицейским машинам. А ты в меня лазером из глаз, - Кибернетик вытаращил глаза, - А я в ответ ракетой, - он хрястнул кулаком по столу, - А помнишь, помнишь, как я ухватил тебя за плащ, - Сорокин схватился за клеенку обеими руками, - за твой дурацкий красный плащ и швырнул в здание Третьяковки? Тебе тогда еще строгий выговор был: «за разрушение социалистического имущества».

Он засмеялся противным стариковским смехом. Я не удержался и тоже прыснул. Мешать его планам в свое время было моей постоянной заботой. Сейчас таких как я называют супергероями, таких как Сорокин – суперзлодеями. В наше время мы били друг другу морды без всяких ярлыков. Хорошее и плохое существовали на разных полюсах очень простой системы, которая всех устраивала. Есть советское добро и буржуазное зло. Мои лазеры из глаз и его монструозные роботы. Без всяких американских приставок, которые искажают и так понятную суть.

- Двадцать, - я проговорил слово медленно, будто пытаясь распробовать его горький привкус, - Да, двадцать, - грустно вздохнул, - сейчас таких как мы с тобой совсем не осталось. Времена изменились.

- Ты как-то совсем приуныл, - заметил он, подняв вверх косматую бровь, - хотя я тебя понимаю. Я в последнее время тоже сам не свой. Не могу новости смотреть. Ко мне внук намедни приезжал. Настраивал мне телеящик, а то мой совсем перестал фурычить, так там на всех каналах только и говорят, что про этот дурацкий астероид. Как тут радоваться жизнью, когда тебя смертью пугают. «Мы все умрем» - заладили, заладили по всем каналам. На улицы выйдешь, в очередь встанешь за пивом – «мы все умрем». Я и так знаю, что умру, зачем мне об этом постоянно напоминать?

Гениальный инженер, чьи злодейские изобретения опередили советское время, не мог разобраться в забугорной плазме и парочке кнопок на пульте. Разве это не траурный марш нашей канувшей в небытие эпохе. Разве не похоронная песнь по прекрасному далеко, которым было наше прошлое? С другой стороны, едва ли может титан, превратившийся в тщедушный комочек из больных нервов и хрупких костей, судить гения, чей мозг больше не способен решать самые простые бытовые задачи.

- Астероид, говоришь?

- Только не говори, что не слышал.

- Конечно, слышал, - я наскоро отхлебнул чай и обжег язык.

Я. Обжег. Язык. Я. Почувствовал. Боль. Понимание этого жгло сильнее любого кипятка. Осознание собственной слабости резало куда лучше ножа, которым орудовал Белогвардеец, мастеря нам бутерброды с колбасой и сыром. Я хрустнул баранкой, глубоко вздохнул, после чего наконец-то ответил.

- Слышал. Про это и правда сложно не услышать. Ко мне даже из Конторы приходили. Просили помочь.

- Ба! А ты что? – он с интересом уставился на меня сквозь толстые линзы очков со сломанной дужкой.

- А что я? Я сейчас не в форме. Разве по мне не видно. Я постарел. Я не думал, что это возможно. Доктора говорят, что у меня серьезные проблемы с надпочечниками. Та дрянь, которую вкачали в мои клетки мутирует, и дает на них осложнение. Я испытываю адреналин, перегружаю органы. А от этого клетки мутируют еще сильнее. Вообще непонятно во что все это выльется. От обычного полета в магазин у меня кровь из ушей идет. Про то, чтобы в Космос отправиться даже речь идти не может. Для меня это билет в один конец.

- Зато мир спасешь, честный ведь обмен? – неуверенно спросил Сорокин, но тут же осекся, поняв, что сказал лишнего.

- Разве это честно? Я умру, а спасенный мной мир будет жить. По мне так вообще несправедливо! Вообще все, что по итогу произошло несправедливо. В девяностые мир рухнул. Наш с тобой мир рухнул. Мы оказались никому не нужны! Никому! А вообще тебе легко говорить. Взял и распорядился моей жизнью. Вот так вот. Запросто. Тебе легко говорить. Хочется поиграть в героя – смастери вандервафлю и взорви эту космическую дрянь, чтоб ее мыши съели!

Мы оба замолчали. Я завелся, чем изрядно смутил Кибернетика. Тишину нарушал только ровный бой настенных часов, стрелки которых неумолимо двигались вперед.

- Да обидно просто. За Землю. Может тогда Герои Атлантики справятся? – попытался перевести тему Кибернетик.

- Кто справится? Певичка из кабаре в латексе и шесть бойскаутов в трико? Я был первым и последним в своем роде. Я стал зарей и, что печально, закатом. Жалкие звездно-полосатые копии. Вот кто они. Мои жалкие копии, годящиеся лишь для рекламы шампуня. Или детского питания. В чем там снималась Ночная Птица в семидесятых? По-моему, это был детский шампунь, - я хмыкнул, - Может и справятся. Они по крайней мере не постарели как мы. Но я бы не рассчитывал. Ты ведь слышал, что Звездный Гонец двинул кони? Передоз. Вообще понятное почему именно Гонец. Он был единственным из них, чью кожу можно было пробить. Это все неважно. Важно то, что мы ничего не меняем. Понимаешь? Ничего. Даже в своем лучшем виде. Большая сила, особенно если ты ее потерял, лишь сильнее дает почувствовать насколько человек – существо слабое и зависимое.

Кибернетик зашамкал губами, будто пережевывал то, что я только что сказал, после чего внимательно посмотрел мне прямо в глаза:

- Что это ты имеешь в виду?

- Август. 1945 год. Хиросима. Нагасаки. Меня отправляют перехватить сюрприз, который американцы отправили японцам. Сказано-сделано. Я поймал Толстяка. Не Герои Атлантики. Этих ребят тогда еще не придумали. Я поймал. Унес в космос. И зашвырнул так далеко, как смог. Откуда я могу знать, что в это самое время, пока я парю в невесомости, люди на островах гибнут от второй бомбы. Товарищ-Чудо не смог их спасти. Я не смог. Я. Остановить ядерную бомбу смог. Зашвырнуть ее в космос – смог. А спасти людей не смог. Мы лишь пешки, понимаешь? В игре, у которой нет игроков, а потому нет и правил. А раз правил нет, бесполезно играть.

- Все равно не ясно, к чему это ты?

- Спасать людей глупо! Вот к чему, - буркнул я и сердитым глотком допил чай, - их проблемы - это не мое дело!

- Товарищ-Чудо говорит мне, что спасать людей глупо? – его явно задела тема нашего спора.

- Товарищ-Чудо говорит тебе правду. Наша с тобой возня ни на что не влияла. Сколько раз я помогал людям? Сотни? Тысячи? Какой с этого толк? Что изменилось? Герой, выбросивший ядерную бомбу в космос, не смог не то что спасти город от разрушения, он государство от карманников не избавил. У него карточных шулеров одолеть не получилось. Воз и ныне там. Ясно? А ведь тогда я был в своей лучшей форме. Я мог Останкинскую башню одной рукой из земли вырвать, а сейчас? А что сейчас? А что мы все про меня? Ты на себя посмотри. Техно-гений, что не может без помощи внука канал переключить. Потеха же. Да тебя любой интернет-мошенник обставит. Ты вообще слышал про интернет?

- Ко мне хотя бы внуки приходят, ясно тебе?! – он договорил, стукнув по столу, и тут же осекся.

Я почувствовал, как у меня на лбу набухает толстая вена. Глубоко вздохнул. Один раз. Второй. Губа задергалась, и я закрыл рот рукой. Настенные часы продолжали стучать. Тик-так. Тик-так. Беспощадный механизм отмерял время, которое принадлежало мне, и я ничего не мог с эти поделать. Кибернетик вздрогнул, когда мои глаза засветились, и сразу после этого его часы распались на две ровные половины, разрезанные лучом лазера из моих глазниц. Он сжался в маленький жалкий комочек. Злодей планетарного масштаба был едва жив от страха перед таким же ничтожным стариком, как и он. У меня застучали виски, и пошел кровью нос. А еще закололо в боку. Даже сердце сбоит. Именно в такие моменты чувствуешь себя рухлядью. Наше время точно прошло, и я не изменю этого даже если спалю все магазины часов в округе.

После такого говорить было не о чем. Мы наскоро распрощались, и бывший заклятый враг, так радушно поивший меня крепким дешевым чаев, захлопнул за моей спиной входную дверь. Я спустился на пару лестничных пролетов вниз и замер. Трое крепких ребят ногами, руками, всем чем только можно и нельзя метелили какого-то бедолагу с расквашенным носом и разбитой губой. Заметив меня, мордовороты остановились, и один из них – бритоголовый амбал со шрамом во всю морду, сплюнув, гаркнул:

- Случилось что-то, папаша?

Я мог бы оторвать ему голову. Буквально. Если бы захотел. Даже сейчас. Но я был слишком зол на весь мир, для того, чтобы спасать одного маленького человечка от легкой взбучки, потому лишь слабо пожал плечами и продолжил спускаться по лестнице. Большая сила – это большие ожидания. Все вечно от тебя чего-то ждут. Хуже этого только стук настенных часов.

Дней до катастрофы: 1

Я знал, что внучка меня боится. И не потому, что я какой-то там супергерой. Лазеры из глаз и сверхзвуковой полет тут не причем. Катенька просто пугалась незнакомого старика, от которого пахло дешевым растворимым кофе и крепким куревом. Все потому что я отвратительный дедушка. Я сидел в гостиной у Лизы, впустившей меня, но тут же убежавшей на кухню. Дочка не хотела меня видеть не потому, что я какой-то там супергерой. Нет, дело банально в том, что я отвратительный отец.

Катенька держала игрушку в руках и смотрела бестолковый мультфильм. На экране очень толстый мужчина с дубиной в руках и маленький карапуз, размахивающий часами на цепочке над головой, гонялись за хвостатой лисицей. В наше время мультики были лучше.

- Это как называется? Я помню, ты говорила, я просто забыл название.

- Аниме, дедушка.

Она даже не посмотрела на меня. Буркнула что-то себе под нос. Чтобы я отвязался. Вздрогнула при этом. Боится. До мурашек боится. Не хочет знать деда. Совсем не хочет. Не на того напала, я все-таки герой СССР и так просто не сдамся.

- Точно, помню ты рассказывала. А это что у тебя за игрушка в руках? Можно посмотреть?

Она молча протянула мне резиновую куклу, в которой я смог узнать себя. Точно. Я вспомнил, как генсек настоял на том, чтобы с меня сделали партию игрушек для пионеров. Какой же нелепый костюм. Красный. Желтый. В таком наряде я ничем не лучше Звездного Гонца, которого всегда считал клоуном, Царствие ему Небесное.

- Мама дала?

- Ага, - взгляд девочки по-прежнему прикован к экрану, возможно ей не так интересен мультфильм, как возможность спрятать от меня свой взгляд.

Мама, значит. Я думал, Лиза выкинула все, что может обо мне напоминать. Игрушку оставила. Возможно все не так плохо. Возможно у меня еще есть шанс все наладить.

- А ты знаешь, кто это? Ну, фигурка, - начал я, надеясь завладеть ее интересом.

- Ага.

- Мама сказала?

- Мама.

В таком случае вряд ли девочка услышала про своего деда что-то хорошее. Я решил больше не терзать душу внучке и, скрипя, как плохо смазанная дверь, направился на кухню, где дочка резала салат. Стоило мне войти на кухню – она цыкнула и закатила глаза.

- Катенька – ладная девочка. Хорошая, - начал я, присаживаясь на стул, и договорив сразу зажмурился от того, какую глупость я только что сказал.

- Ладная. Ладная, - Лиза тоже на меня не смотрела, крошила огурцы, причем делала это очень нервно, отрывистыми движениями, - как скажешь, папочка.

- Дочка, ты бы поосторожнее, так ведь и порезаться можно, - я вжал голову в плечи и забарабанил по столу пальцами.

- Ой, спасибо папочка, ты такой заботливый, - она старательно смазала слова ядом, прежде чем ими меня уколоть, - как хорошо, что ты у нас есть. Всегда рядом. Всегда поможешь!

Она все-таки порезалась, схватилась за палец и со злости смахнула доску с рубленным огурцом в раковину. При всем при этом она продолжала избегать моего взгляда. По всей видимости, считая, что я видеть ее глаз я не заслужил.

- Ну зачем ты так? Я же хочу все исправить, Лиза. Я же давно хочу все исправить. Чтобы у нас как у людей было. Понимаешь?

- Понимаю, а ты понимаешь, что так не будет, верно? – ее слова походили на гвозди, которые она беспощадно вбивала мне в сердце.

- А охломон твой где? – я постарался сменить тему разговора.

Она нервно пожала плечами и фыркнула.

- Зря ты так. Я о тебе забочусь. Не пара он тебе совсем. Я всегда так говорил. Не понимаю, что ты в нем нашла. Ты не посоветовалась. Но я не про это. Ты же вообще со мной не советуешься. Никогда. Почему мы просто не можем все обсудить? Я. Ты. Как люди. Я только этого хочу.

- Ты не человек, папа, буквально ведь не он, - она наконец-то взглянула в мои глаза, и я осунулся, столько в них было холода, - ты супергерой. Товарищ-Чудо. Где-то там. В небе. А кто я такая? Я всего-навсего дочка стратегического оружия советского союза. Папочка – всемогущий титан, а мамочка – преданная фанатка, которая делит папочку с еще сотней таких как она по всем республикам. Сколько у меня братьев? Сколько сестер? Ты когда-нибудь думал об этом? Ты вообще о нас когда-нибудь вспоминал, когда был в небе. А мы о тебе всегда. Когда нас пичкали пилюлями, от которых у некоторых глаза лопались, мы только и думали, что сейчас наш папочка придет и спасет нас. Меня били током. Меня натурально пытали. Проверяли, есть ли силы. Я тоже ждала тебя. Я ведь знала, что мой отец герой. Что он спасает людей. Но ты не пришел. Ты приползаешь к нам сейчас, когда стал не у дел, когда сам никому не нужен, когда тебя самого надо спасать.

- Дочка, хватит прошу, - смог выдавить из себя я.

- Не хватит. Слушай, раз пришел. Тебя называли спасителем. В честь тебя секты основывали. Но ты никогда никого не спасал.

- Не говори так. Я много кого спас, - попытался тихо возразить я.

На стене неприятно загудели электронные часы, пробив полдень. Разъяренная дочка не унималась. Сейчас она была куда опаснее времени.

- Сам? По своей инициативе? Ты послушай себя. Генсек сказал. Генсек предложил. Генсек направил. Когда союз развалился, ты ушел в прошлое вместе с ним. Когда все рухнуло, ты перестал быть героем не потому что постарел, а потому что тебе перестали давать команды. Потому что мало быть выращенным в пробирке, чтобы быть настоящим героем. Скажи честно, ты ведь не пришел спасти меня, потому что так сказал твой любимый генсек?

- Нет, это неправда, - мой голос неуверенно дрожал.

- Правда. Мы умрем скоро с дочкой. Весь мир умрет, потому что у нас просто не осталось героев, которые бы нас спасли. Тебе всегда было все равно на меня. И сейчас все равно. Меня не станет через пару дней. Кати тоже. А тебе плевать!

- Мне не плевать, - я всхлипнул в кулак и зажмурился, чтобы не разревется. – Я тоже смертен. Я старею, дочка. Слабею. Я не могу вас спасти. Я умру. А по итогу у меня не получится. Бывают ситуации, когда даже супергерои бессильны.

- Ты не хочешь нас спасти. Это разные вещи. Тебе плевать на всех кроме себя.

Мне было безумно больно. Сердце стучало как мотор Формулы-1. Голова шла кругом. Самое страшное, что мне нечем было возразить. Я был обезоружен ее словами. Я ощущал себя таким беспомощным. Сейчас моя суперсила не значила ничего. Я медленно встал со стула, схватившись за сердце, и пошатываясь направился к выходу. В коридоре дорогу мне перегородила маленькая фигурка Катеньки с игрушечной копией меня в руках.

- Дедушка, извини, пожалуйста, я больше не хочу тобой играть, забери игрушку.

Я зажмурился, и попятился назад. Электронные часы продолжали гудеть, отчего мои нервы лопались, как гитарные струны. Туда. Надо туда. К открытому окну. Я резко прыгнул в него. Перед глазами пронеслась моя бесполезная жизнь, которую можно было порезать на сериал и продать какому-нибудь ушлому кинопродюсеру. Приземляться было больно. Я пробил подъездный козырек и проделал заметную дыру в асфальте. Машины вокруг сигналили от сильной вибрации, создавшейся после моего падения. А еще я очень сильно расшиб коленку. Прыжок с двадцатого этажа становится для меня сложной задачей. Я точно старею.

Дней до катастрофы: час X

Утром я узнал, что того бедолагу в подъезде, которого я оставил на растерзание тем мордоворотам, убили. Еще одна моя жертва. Почему я бросил его умирать? Просто чтобы поставить жирную точку в споре с Кибернетиком. Испугался, что меня побьет тройка хулиганов? Или мне просто было все равно, и дочка права. Но ведь из трех – это самый плохой вариант, и что ужасно, самый верный. Но это было не единственной новостью. Кибернетик, мой любимый враг, тоже отдал Богу душу. Его до смерти прожарило током, когда он неудачно ткнул паяльником в какую-то микросхему. Как говорили, у него дома нашли чертежи какого-то супер-устройства, способного взорвать этот проклятый астероид, чья тень нависла над нашей планетой. Старик умер в попытке спасти этот мир, после стольких попыток его уничтожить.

Я шел по подворотне к себе домой, смотря по сторонам и понимая, что Москва сходит с ума. Люди куда-то бежали. В разные стороны. Женский визг, лай собак, рев автомобильного мотора, ругань, молитвы, причитания, мольбы, угрозы, стоны – все это сплелось в какую-то странную какофонию – отличный марш. Как раз подойдет, чтобы поприветствовать скорый конец света.

Я сидел на диване в своей старой квартирке на Моховой, полученной в мои самые сытные годы, и смотрел в стену. За окном взорвался чей-то автомобиль. В квартире этажом выше заплакал ребенок. За стенкой соседка слушала Цоя. Его я знал лично, хотя тоже в свое время не успел спасти. Даже супергерой не может уследить за всем. Даже тот, кто способен пережить атомный взрыв зависит от внешних обстоятельств, связан крепкой сетью причин и следствий. На тумбочке затрещал телефон. Наверное, конторские будут просить, умолять, требовать и настаивать. Именно в таком порядке. Я снял трубку и, прислонив ее к уху, услышал голос, заставивший меня вздрогнуть и тяжело вздохнуть:

- Лизонька…

- Мне жаль.

- Лизонька, - я всхлипнул.

Она никогда мне не звонила, если для этого астероиду надо было подойти к земле на преступно близкое расстояние – все не зря.

- Сегодня мы все умрем.

Я снова всхлипнул.

- Прости меня. Я должна была позвонить и сказать это, - она бросила трубку, и я зарыдал, вслушиваясь в короткие громкие гудки.

Нет. Не в мою смену. Порох в пороховнице у меня еще есть. Я зашатался, все еще шмыгая носом, но устоял на ногах. Выпил весь аспирин, что нашел дома. После чего залил в себя пару бутылечков корвалола. Затем подошел к шкафу и достал свой костюм. Желтая кожа, красная резиновая маска, серп и молот на груди. Да, возможно наряд клоунский, но сейчас я очень хотел быть похожим на игрушку, в которую не хочет играть Катенька. Чтобы она поняла, что деда не нужно бояться. Когда я вылетел в окно, голова закружилась, слишком давно не летал. Слишком. Люди вокруг напоминали маленьких муравьев.

Я взмыл к облакам, так далеко, что кремлевские башни казались отсюда игрушечными домиками. Я летел так быстро как мог, стараясь не обращать внимание на капающую из ушей и носа кровь. Едва не задел мотор пассажирского самолета. Девочка в иллюминаторе при виде меня захлопала в ладоши, и на душе стало чуть теплее. Москва осталась где-то внизу, а я вонзался в атмосферные слои и поднимался все выше и выше. Я летел так быстро как мог, так что скоро и Земля стала казаться мне незначительной точкой.

А затем я увидел его. Здоровый кусок космического мусора, грозивший уничтожить все живое на вверенной мне планете. Я же сказал. Не в мою смену. Ускорился. В глазах полопались сосуды. Я понял, что почти ничего не вижу и двигался наугад, выставив руки вперед. Я был стрелой, готовой поразить мишень, пулей в момент выстрела. У астероида не было шанса. На него обрушилась вся мощь Товарища-Чудо, героя, который наконец-то доказал всем, что он герой. Я пробил космический булыжник насквозь, будто бумагу, расколов тот на мириады маленьких осколков.

Но на этом все. Титры. Силы покинули меня. Я понял, что не могу шевелиться. Кровь комочками вылетала из моих ушей и ноздрей и начинала плавать вокруг меня в космическом вакууме. Язык прилип к небу. Я сжал зубы так сильно, что те треснули. Я раскрыл рот и беспомощно наблюдал за тем, как они, оторвавшись от десен, начинают кружить вокруг моего лица. В какой-то момент я почувствовал, как из правой глазницы вытекает глазное яблоко. Это был конец, но конец счастливый.

Я спас мир. Я сделал то, что должен. Для чего был выращен. Умирая, я улыбнулся, понимая, что был не прав. Человек может многое, стоит ему только захотеть. Человек сам творец своей судьбы. Именно он определяет, что ждет его дальше. Он и только он. Лиза будет жить. Катя будет жить. Люди будут помнить меня, а значит, я все же буду с ними вечно, обманув время.

Я грелся в лучах такого близкого отсюда Солнца, стараясь не замечать предсмертную агонию. Как вдруг перед тем как окончательно погрузиться в темноту я, любуясь просторами вселенной, заметил там, в космической дали, странную точку. Она становилась все больше и больше и двигалась к другой крохотной точке. Моей родной планете, на которой живут два самых важных для меня человека. Точка ползла к ней все быстрее и быстрее. Осознание пулей пронзило умирающий мозг. Это был второй астероид.

Автор: Кирилл Синельников

Источник: https://litclubbs.ru/writers/8723-tovarisch-chudo.html

Понравилось? У вас есть возможность поддержать клуб. Подписывайтесь, ставьте лайк и комментируйте!

Оформите Премиум-подписку и помогите развитию Бумажного Слона.

Публикуйте свое творчество на сайте Бумажного слона. Самые лучшие публикации попадают на этот канал.

Читайте также: